Своеобразие любовной лирики А. С. Пушкина
Ах! Если превращенный в прах,
И в табакерке, в заточенье,
Я в персты нежные твои попасться мог,
Тогда в сердечном восхищенье,
Рассыпался на грудь под шелковый платок
И даже… может быть…
("Красавице, которая нюхала табак")
Так, в стихотворениях "Красавице, которая нюхала табак", "Монах", "К Наташе" все обращается в шутку, в игру. Настоящего, возвышенного душевного единства нет. Для раннего творчества Пушкина характерен жанр "легкой поэзии". Считается, что Пушкин был последователем Анакреона — греческого лирика, автора легкой и эротической поэзии. Еще в Лицее Пушкин начинает писать в особом жанре любовной лирики — стихах в альбом. Интересно то, что поэт, не питавший обычно глубоких чувств к владелице альбома, должен был написать ей признание в любви. Пушкин обычно писал шутки в виде какого-либо парадоксального утверждения.
…Отечество почти я ненавидел —
Но я вчера Голицыну увидел
И примирен с отечеством моим.
("В альбом Голицыной")
В петербургский период Пушкин пишет любовные стихи, подобные лицейским. ("О, Масон", "Как сладостно!.. Но боги, как опасно…"). Но появляется и нечто новое. Впервые появляется то, к чему впоследствии очень часто будет обращаться поэт: возвышенный идеал. "Где женщина не с хладной красотой, но с пламенной, возвышенной, живой?" Почти одновременно с этим Пушкин пишет оду "Вольность". В первых же ее строчках он изгоняет "царицу Цитеры" — богиню любви Афродиту, а "изнеженную лиру" собирается "разбить", чтобы "воспеть свободу". В петербургский период происходит постепенный переход от лицейской лирики к той новой, которая появится в южной ссылке. Все Дориды, Лиды и Темиры для Пушкины на Юге уже в прошлом. Сам он пишет о том, что было предметом его любовной лирики, как о прошлом, от которого настоящее уже далеко: