Михаил Юрьевич Лермонтов
Род Лермонтовых, основателем которого был шотландский офицер Георг (Юрий) Лермонт (17 в.), согласно преданиям, восходил к полулегендарному шотландскому поэту и прорицателю Томасу Рифмачу (13 в.), прозванному “Learmonth”. В шотландских преданиях, не исчезнувших окончательно и до сих пор, живет имя Лермонта-поэта или пророка; ему посвящена одна из лучших баллад Вальтера Скотта, рассказывающая, согласно народной легенде, о похищении его феями. Русский поэт не знал этого предания, но смутная память о шотландских легендарных предках не раз тревожила его поэтическое воображение: ей посвящено одно из самых зрелых стихотворений Лермонтова, “Желание”.
Прадед поэта, Юрий Петрович, был воспитанником шляхетского кадетского корпуса. В то время род Лермонтовых еще пользовался благосостоянием. Отец будущего поэта, Юрий Петрович, был бедным пехотным капитаном в отставке и, по словам Сперанского, был “замечательным красавцем”, но вместе с тем “пустым”, “странным” и даже “худым” человеком. Этот отзыв основан на отношениях Лермонтова-отца к теще, Елизавете Алексеевне Арсеньевой. Поместье Юрия Лермонтова — Кроптовка, Ефремовского уезда Тульской губернии находилось по соседству с селом Васильевским, принадлежавшим роду Арсеньевых. Красота Юрия Петровича увлекла дочь Арсеньевой, Марию Михайловну, и, несмотря на протест своей родовитой и гордой родни, она стала женой “армейского офицера”. Для ее семьи свадьба стала тяжелым ударом, Юрий Петрович навсегда остался для них чужим человеком.
Мария Михайловна умерла в 1817 г., когда сыну ее не было еще трех лет, но оставила много дорогих образов в воспоминаниях будущего поэта. Сохранился ее альбом, наполненный стихотворениями, отчасти сочиненными ею, отчасти переписанными; они свидетельствуют о нежном ее сердце. Впоследствии поэт говорил: В слезах угасла мать моя; всю жизнь не мог он забыть, как мать пела над его колыбелью. Даже Кавказ был дорог поэту прежде всего потому, что в его пустынях он как бы слышал давно утраченный голос матери...
Бабушка страстно полюбила внука. Энергичная и настойчивая, она прилагала все усилия, чтобы одной безраздельно владеть ребенком. О чувствах и интересах отца она не заботилась. Детские впечатления от семейной драмы отразились в творчестве Лермонтова. Поэт в юношеских произведениях весьма полно и точно воспроизводил события и действующих лиц своей личной жизни. В драме с немецким заглавием — “Menschen und Leidenschaften” (“Люди и страсти”, 1830) и в “Странном человеке” (1831), в стихотворениях “Ужасная судьба отца и сына” (1831) и “Эпитафии” (1832) прямо или косвенно отразились родовые предания. Лермонтов показал раздор между его отцом и бабушкой. Лермонтов-отец не в состоянии был воспитывать сына, как этого хотелось аристократической родне, — и Арсеньева, имея возможность тратить на внука “по четыре тысячи в год на обучение разным языкам”, взяла его к себе с уговором воспитывать его до 16 лет и во всем советоваться с отцом. Последнее условие не выполнялось; даже свидания отца с сыном встречали непреодолимые препятствия со стороны бабушки. Ребенок с самого начала осознавал противоестественность этого положения. Но несмотря на эти отношения Михаил Юрьевич, в течение всей своей жизни не переставал питать глубокую преданность отцу, а когда он умер — к его памяти. И в письмах четырнадцатилетнего поэта и стихотворения более зрелого возраста — всюду образ отца одинаково овеян всей нежностью сыновней любви.
Детство Лермонтова протекало в поместье бабушки, Тарханах, Пензенской губернии; его окружали любовью и заботами — но светлых впечатлений, свойственных возрасту, у него не было. Мальчик получил столичное домашнее образование (гувернер — француз, бонна — немка, позднее преподаватель — англичанин), с детства свободно владел французским и немецким языками. Уже ребенком Лермонтов хорошо знал быт помещичьей усадьбы, запечатленный в его автобиографических драмах. В неоконченной юношеской “Повести” описывается детство Саши Арбенина, который с 6-тилетнего возраста обнаруживает склонность к мечтательности, страстное влечение ко всему героическому, величавому, бурному. Лермонтов родился болезненным и все детство страдал золотухой; но болезнь эта развила в нем необычайную нравственную энергию. В “Повести” признается влияние этой энергии на ум и характер героя: “он выучился думать... Лишенный возможности развлекаться обыкновенными забавами детей, Саша начал искать их в самом себе. Воображение стало для него новой игрушкой... В продолжение мучительных бессонниц, задыхаясь в горячих подушках, он уже привыкал побеждать страданья тела, увлекаясь грезами души... Вероятно, что раннее умственное развитие не мало помешало его выздоровлению”... Основные мотивы его будущей поэзии разочарования коренятся в нем. Это раннее развитие стало для поэта источником огорчений: никто из окружающих не только не был в состоянии пойти навстречу “грезам его души”, но даже не замечал их… В угрюмом ребенке растет презрение к повседневной окружающей жизни. Все чуждое, враждебное ей возбуждало в нем горячее сочувствие: он сам одинок и несчастлив, — всякое одиночество и чужое несчастье, проистекающее от людского непонимания, равнодушия или мелкого эгоизма, кажется ему своим. В его сердце живут рядом отчужденность и непреодолимая жажда родной души, такой же одинокой, близкой поэту своими грезами и страданиями. И в результате: “в ребячестве моем тоску любови знойной уж стал я понимать душою беспокойной”.
Летом 1825 бабушка повезла 10-летнего поэта на Кавказ, на воды; где он встретил девочку лет девяти — и в первый раз у него проснулось неясное и неразгаданное поначалу, необыкновенно глубокое чувство, оставившее память на всю жизнь. Два года спустя поэт рассказывает о новом увлечении, посвящает ему стихотворение: К Гению. Первая любовь неразрывно слилась с подавляющими впечатлениями Кавказа. “Горы кавказские для меня священны”, — писал поэт. Они объединили все дорогое, что жило в душе поэта-ребенка. Детские впечатления от кавказской природы и быта горских народов остались в его раннем творчестве: “Кавказ”, 1830; “Синие горы Кавказа, приветствую вас!..”, 1832.
С осени 1825 г. начинаются относительно постоянные учебные занятия Лермонтова, но выбор учителей — француз Capet и бежавший из Турции грек — был неудачен. В ученических тетрадях поэта французские стихотворения очень рано уступают место русским. 15-тилетним мальчиком он сожалеет, что не слышал в детстве русских народных сказок: “в них верно больше поэзии, чем во всей французской словесности”. Его пленяют загадочные, но мужественные образы отщепенцев человеческого общества — “корсаров”, “преступников”, “пленников”, “узников”.